ГУМАНИТАРИЗМЫ

Стёпин В. С.

• В социально-гуманитарных науках предмет включает в себя человека, его сознание и часто выступает как текст, имеющий человеческий смысл.
• Философия, осуществляя свою познавательную работу, всегда предлагает человечеству некоторые возможные варианты его жизненного мира. И в этом смысле она обладает прогностическими функциями. Конечно, не во всякой системе философских построений эти функции реализуются с необходимой полнотой. Это зависит от социальной ориентации философской системы, от типа общества, который создает предпосылки для развертывания в философии моделей «возможных» миров. Такие модели формируются за счет постоянной генерации в системе философского знания новых категориальных структур, которые обеспечивают новое видение как объектов, преобразуемых в человеческой деятельности, так и самого субъекта деятельности, его ценностей и целей. Эти видения часто не совпадают с фрагментами модели мира, представленной универсалиями культуры соответствующей исторической эпохи, и выходят за рамки традиционных, лежащих в основании данной культуры способов миросозерцания и миропонимания
• Генерация в системе философского познания новых категориальных моделей мира осуществляется за счет постоянного развития философских категорий. Можно указать на два главных источника, обеспечивающих это развитие. Во-первых, рефлексия над различными феноменами культуры (материальной и духовной) и выявление реальных изменений, которые происходят в категориях культуры в ходе исторического развития общества. Во-вторых, установление содержательно-логических связей между философскими категориями, их взаимодействие как элементов развивающейся системы, когда изменение одного элемента приводит к изменению других.
• Первый источник связан с обобщением опыта духовного и практического освоения мира. Он позволяет не только сформировать философские категории как рационализацию универсалий человеческой культуры (категорий культуры), но и постоянно обогащать их содержание за счет философского анализа научных знаний, естественного языка, искусства, нравственных проблем, политического и правового сознания, феноменов предметного мира, освоенного человеческой деятельностью, а также рефлексии философии над собственной историей. Второй источник основан на применении аппарата логического оперирования с философскими категориями как с особыми идеальными объектами, что позволяет за счет «внутреннего движения» в поле философских проблем и выявления связей между категориями выработать их новые определения.
• Развитие философского знания осуществляется во взаимодействии этих двух источников. Наполнение категорий новым содержанием за счет рефлексии над основаниями культуры выступает предпосылкой для каждого последующего этапа внутритеоретического развития категориального аппарата философии. Благодаря такому развитию во многом обеспечивается формирование в философии нестандартных категориальных моделей мира.
• Философское познание выступает как особое самосознание культуры, которое активно воздействует на её развитие. Генерируя теоретическое ядро нового мировоззрения, философия тем самым вводит новые представления о желательном образе жизни, который предлагает человечеству. Обосновывая эти представления в качестве ценностей, она функционирует как идеология. Но вместе с тем её постоянная интенция на выработку новых категориальных смыслов, постановка и решение проблем, многие из которых на данном этапе социального развития оправданы преимущественно имманентным теоретическим развитием философии, сближают её со способами научного мышления.
• Историческое развитие философии постоянно вносит мутации в культуру, формируя новые варианты, новые потенциально возможные линии динамики культуры.
• Многие выработанные философией идеи транслируются в культуре как своеобразные «дрейфующие гены», которые в определенных условиях социального развития получают свою мировоззренческую актуализацию. В этих ситуациях они могут стимулировать разработку новых оригинальных философских концепций, которые затем могут конкретизироваться в философской публицистике, эссеистике, литературной критике, нравственных доктринах, политических и религиозных учениях и т.д. Таким путем философские идеи могут обрести статус мировоззренческих оснований того или иного исторически конкретного типа культуры.
• Генерируя категориальные модели возможных человеческих миров, философия в этом процессе попутно вырабатывает и категориальные схемы, способные обеспечить постижение объектов принципиально новой системой организации по сравнению с теми, которые осваивает практика соответствующей исторической эпохи.

Лекторский В. А.

• ... сегодня проблема субъекта (и связанные с ним проблемы сознания и бессознательного) стала в ряде отношений проблематичной...
• B тeopии познания диалектического материализма не только содержится ключ к объяснению тех реальных фактов познания и сознания, на которые натолкнулись, но не в состоянии были дать им научное объяснение метафизически-материалистические и идеалистические концепции. Кроме того, марксистко-ленинская философия открывает принципиально новые горизонты теоретико-познавательного исследования, ставит такие проблемы, которые не обсуждались в предшествующих гносеологических концепциях. Она радикально меняет характер теории познания, её методы и отношение к специальным наукам.
• Я хочу сделать некоторые выводы из сказанного.
  Наука как особый способ получения знания не возникла в Новое Время. Имеются основания говорить об античной и средневековой науке, которые отличаются от современной в ряде существенных отношений, так как они развивались в рамках иных когнитивных установок и систем ценностей.
  Современная наука — продукт определенной культурно-исторической ситуации. Так, например, в античной науке теория понималась как выражение определенного содержания, которое изначально дано и может созерцаться, интуитивно схватываться (дедуктивное развертывание теории есть лишь выявление этого содержания). Экспериментальное естествознание Нового времени могло возникнуть лишь в условиях определенного понимания природы и отношения к ней человека. Это понимание связано с возникновением особого типа цивилизации, которую можно называть технологической. Природа истолковывается как простой ресурс человеческой деятельности, как пластический материал, допускающий безграничное человеческое вмешательство, переделку и преобразование с точки зрения интересов человека. Эксперимент есть способ такого вмешательства в естественные процессы для того, чтобы лучше понять их внутренние механизмы. Человек может в принципе точно предсказывать природные процессы, а поэтому контролировать и регулировать их, стать господином природы. Но при таком понимании научного мышления изучение человеческих осмысленных действий выглядело как нечто чуждое самому духу науки. В результате мнение о существовании принципиальной разницы между исследованием природы и изучением человека и человеческих отношений приобрело популярность.
  Я пытался показать, что происходящие изменения в науках о природе и в науках о человеке позволяют понять их отношения в новом свете и выявить их сущностное единство. Они дают возможность также по-новому понять цели научного мышления в целом. Это не только предсказание и контроль. В тех случаях, когда исследование не ведет к осуществлению этих целей, оно не обязательно перестает быть научным, ибо может иметь ценность уникального способа реализации человеческой потребности в объяснении и понимании реальности. Ведь жить в неосмысленном мире человек просто не может.

Павленко А. Н.

• Энарх, опираясь на показания своего физиологического зрения и своего мышления не в состоянии доказать самому себе существование своего собственного затылка. Эта теорема дает нам, фигурально выражаясь, представление о чистом «120°–градусном» скептицизме. Основной вопрос, возникающий в связи с приведенной теоремой сводится к следующему: какое имеет право Энарх высказываться о чем-либо, если он не способен обосновать даже существование своего собственного затылка? Обобщим теорему. Теперь на месте Энарха мы можем представить человека вообще (человечество), а под «затылком» будем понимать любую реальность, не данную в ощущениях. И мы обнаружим, что предварительная элиминация «третьей стороны» будет всегда приводить к аналогичному результату.
• Заключение Мы видим, что теорема демонстрирует сложность обсуждаемой проблемы и, прежде всего, то, что скептицизм имеет реальные основания в полностью секуляризованном сознания новоевропейского человека. Скептицизм есть, поэтому, отнюдь не каприз каких-то разочаровавшихся в жизни людей, как часто наивно нам предлагают его понимать. Наоборот, это логически строгое и как мы увидели выше абсолютно последовательное в своих границах учение. Не понимать это, значит всегда оставаться в плену у скептицизма. Именно поэтому, основная задача теоремы о «затылке» – выявить абсурдность, то есть тупик, в который упирается скептицизм в своем стремлении освободить мышление от «внешних ему авторитетов». И это только «по видимости» нам оказалось так «легко» усмотреть эту тупиковость – ведь мы смотрим на Энарха «снаружи». Мы смотрели на него как на нечто нам внешнее. У самого Энарха такой возможности нет.

Гутнер Г. В.

• Одним из важнейших результатов философии ХХ века является открытие коммуникативного характера познания.
• Во-первых, должно существовать нечто, делающее язык языком. Второй вывод, который нам необходимо сделать, состоит в принадлежности всех мыслящих существ к единому сообществу.
• Коль скоро язык оказывается источником правил мышления и структуры реальности, становится невозможным признать автономное сознание субъекта в качестве законодателя
• Любая математическая задача представляет собой изложение фактов, никак, на первый взгляд, между собой не связанных. Решение задачи состоит в том, чтобы обнаружить и построить некоторую единую конструкцию, в которой все наличные факты получают свое место. Это особенно очевидно при решении геометрических задач, в которых необходимо дополнительное построение, приводящее к созданию более сложной конфигурации, из которой однако легко усматривается ответ на вопрос задачи. Но то же самое происходит и при решении любых задач, где в роли такой конфигурации выступает алгебраический вывод или более сложный математический текст, включающий как знаковые, так и графические элементы.
• Итак, общим выводом проведенных рассуждений является то, что выделение в природе человека ментальной и физической составляющей говорит очень мало об этой природе. И то, и другое относится к области объективированной реальности, которую человек в состоянии не отождествлять с самим собой. Я могу выделять различные содержания своих интенциональных состояний. Я могу идентифицировать их как ментальные или физические (или, быть может, какие-нибудь еще) и пытаться решить вопрос об их взаимодействии. Но сам я при этом нахожусь вне исследуемых мной взаимодействий. Некритическое помещение «я» в сферу ментального создает неразрешимую проблему. Я не являюсь в своем существе ни ментальным, ни физическим. Я существую независимо от этого различения.

Моркина Ю. С.

• Научные теории либо истинны, либо ложны; их истинность или ложность является буквальной, а не метафорической, она никак не зависит от нас, или от нашего способа проверять теории, или от структуры нашего мышления, или от общества, в котором мы живем и т. д.

Гусейнов А. А.

• Философия как наиболее абстрактная наука находится на пределе знания.
• Словом, располагаясь между наукой и религией, философия соединяет начальные основы сущего, которые открываются в познании, с конечными целями человеческого существования, которые формируются в качестве нормативной программы.
• Философы не должны оправдываться в том, что они занимаются философией. Им не перед кем оправдываться. В каком-то смысле философ — сам себе судья. В этом, на самом деле, заключается трагедия философа. У философии нет какого-либо иного общественного института кроме самого философа. Философия представляет собой род интеллектуального труда, который имеет глубоко личностный, персональный смысл. Философы, которые создали великие учения и творчество которых, собственно, только и позволяет нам идентифицировать философию и судить, что это такое, культивировали, нередко и сознавали её как персональное дело. Философ философствует для себя. И теории создает, и книги пишет для себя. И оправдываться он может только перед самим собой.

Кузык Б. Н.

• В энниаграмме, представляющей собой графическое выражение потенциальной и кинетической энергии, различаются две группы факторов, обеспечивающие потенциал развития социосистемы и его реализацию. К первой группе относятся территория, природные ресурсы, население, культура и религия; ко второй — экономика, наука, армия и внешняя политика. Управление мы рассматриваем как фактор, синтезирующий все эти элементы. Увеличение или уменьшение профильного объема матрицы является признаком направленности совокупного вектора эволюции либо на созидание, либо на разрушение системы.
• Исследование 80-летних циклов показывает, что долгосрочный вектор развития России апостериори устремлен на увеличение совокупного потенциала социальной энергетики несмотря на периодически повторяющиеся откаты к более низким значениям по основным параметрам. При этом одни факторы обнаруживают сравнительно меньшую, другие — сравнительно большую амплитуду колебаний. К первым относятся территория, природные ресурсы, ко вторым — внешняя политика, заметно ослабевающая в периоды кризисов, и фактор управления, зависящий от субъективных свойств лидерства и эффективности государственного устройства. Таким образом, в российской истории новой эры выделяются пять 400-летних периодов, каждый из которых включает пять 80-летних, хотя последние с достаточным фактическим подтверждением можно охарактеризовать лишь после 862 года.

Петренко В. Ф.

• Отсутствие в языке ряда понятий вовсе не означает невозможности их выразить (пусть менее экономным способом) через другие, а различия в грамматическом строе (например, наличие в языке грамматического рода, определенных или неопределенных форм лексики) вовсе не означают их актуального осознания говорящим в момент речемышления.
• Идеи Лейбница о дискретности и исчисляемости человеческих мыслей, получив дальнейшую конкретизацию и формализацию в работах Дж. Милля, Дж. Буля, С. Джевонса, Дж. Вена, П. С. Порецкого, Э. Шредера и утратив связь с психологической проблематикой, привели к созданию математической логики как экстенсионального, лишенного контекста языка
• Вместе с тем важно отметить, что некоторые научные понятия, заданные путем определений, могут приобретать чувственную основу, как бы проецироваться в чувственность. Хороший математик не только знает некоторую функцию, но и может описать её «субъективный образ».
• Математически построение семантического пространства является переходом от базиса большей размерности (признаков, заданных шкалами) к базису меньшей размерности (категориям- факторам).
• ... из курса геометрии известно, что подобие выпуклых многоугольников определяется из подобия отношения их сторон. Если соединить попарно координатные точки, соответствующие размещению ролевых позиций в семантическом пространстве, то полученные геометрические фигуры двух или нескольких семантических пространств будут тем более сходными, чем более сходными будут расстояния, связующие соответствующие координаты.
• Ниже приводятся шкалы-фразеологизмы, сгруппированные по выделенным факторам с указанием величины факторной нагрузки, которая с математической точки зрения есть проекция вектора фразеологизма на ось фактора, а с содержательной точки зрения показывает, насколько данный фразеологизм содержит в себе смысл, заданный данным базисным фактором.
• В методическом плане психосемантика нуждается в дальнейшем развитии математического инструментария по построению семантических пространств. Некоторые новшества уже существуют и только нуждаются в адаптации к психологическим нуждам. Так, наряду с евклидовой метрикой, для эмоционально насыщенных и аффективно заряженных семантических областей разумно использовать и неевклидовые метрики. Эмоции, аффекты как мощные гравитационные массы искривляют пространство и в пределе разрывают ассоциативные связи, инкапсулируя аффективные области. Для описания негомогенной вселенной сознания, удивительным образом напоминающей космологию, необходимо «поженить» математические разделы топологии и многомерной статистики.
• Необходима и уже ведется разработка математического аппарата для обработки куба данных. Под эту задачу возможна и некая модификация тензорного анализа.
• Семантические пространства выступают операциональными моделями категориальных структур сознания, давая его синхронический срез.

Филиппов А. Ф.

• Но что такое «порядок»? Попробуем рассмотреть этот вопрос с точки зрения теории социальных событий. Несмотря на то, что сама теория разработана еще в недостаточной степени, а понятия, которые мы используем, не всегда опираются на конвенцию и весьма абстрактны, эти недостатки отчасти искупаются тем, что язык теории делает возможной точность высказываний. В первых публикациях по теории события мы определяли событие как смысловой комплекс, означающий соотносительное акту наблюдения единство. Позже мы дали такое определение: «Событие есть любая различимая дифференция или альтерация, то есть всякое различие, взятое как единство». Между этими определениями есть разница, но нет противоречия. Понятие события связано с понятием наблюдения и, далее, наблюдателя, но акцент может быть перенесен либо на то, как определяется событие с точки зрения возможного эмпирического наблюдателя, либо на то, каково оно с точки зрения некоторого (гипотетического) абсолютного наблюдателя. В первом случае понятие события релятивировано тем, что соотнесено с эмпирическим наблюдателем. Во втором случае мы можем сказать, что всё происходящее суть события, в том числе и события наблюдений, совершаемых разными наблюдателями. Но во всех случаях мы держимся следующей тройственной формулы: Нет события без наблюдателя. Нет наблюдения без различения. Нет различения без мотива.

Молчанов В. И.

• Каков первичный пространственный опыт, или опыт пространственного? Может быть, это опыт формы, расстояния и объема, который мы получаем в визуальном и тактильном восприятии предметов? Является ли этот опыт первично-телесным или служит уже трамплином для объективации пространства, для превращения пространства в нечто внешнее, или, по крайней мере, в форму внешнего восприятия. В основе объективации пространственных отношений – редукция телесности к объективно-пространственному телу, форма которого, соотнесенная с формой других тел, живых и неживых, а в первую очередь – с формой тела Других, лежит в основе понятия формы. В конечном итоге, объективация формы находит свое геометрическое воплощение, а расстояние, также первоначально связанное телесностью (шаги, локти) – свои постоянные единицы измерения, которые уже не могут служить для описания опыта; они уже вышли за его пределы. Каков же опыт, из которого мы получаем представления о форме, расстоянии и объеме, если не указывать при этом на восприятие – визуальное, тактильное или слуховое? Если сам опыт восприятия становится в феноменологии темой дескрипции, из какого опыта тогда черпать средства его описания? Если из темпорального опыта, опыта времени с его «фазами» или «экстазами», то следовало бы освободить его от пространственных характеристик. Возможно ли это? Ведь даже хайдеггеровский «экс-стасис» берет свой исток из пространства. Скорее опыт времени – это вид пространственного опыта, и в своей претензии на самостоятельность (опять пространственная метафора!) – есть не что иное, как иллюзорный опыт, в котором полезную фикцию принимают за реальность. Возможно даже, что время – это фикция par excellence, основа всех и всяческих фикций и иллюзий, указывающая, тем не менее, на нечто не-иллюзорное, реальное, отличное от иллюзии, но и сопряженное с ней.
• «Точка», или «пункт», – это пространственная характеристика, хотя, конечно, вторичная, геометрически-картографическая характеристика. Перенос такого рода пространственной характеристики на определения времени дает «временную точку» и, прежде всего, теперь-точку. Обратный перенос дал бы нам «здесь-точку» как идеализацию, или абстракцию места, ибо «место» никогда не есть точка. Вопрос в том, не является ли теперь-точка фикцией, или, по крайней мере, идеализацией, как и здесь-точка. Дескрипция момента, или мгновения, как особого состояния человеческого бытия, как особого опыта, не является простым делом, но очевидно, что «точка» не может здесь служить подходящим средством описания.
• Применение пространственной идеализации к определениям времени создает эффект радикального различия Здесь и Теперь и, в конечном итоге, пространства и времени. Между тем вопрос о различии Здесь и Теперь не является само собой разумеющимся, как это кажется на первый взгляд. Речь идет при этом не о различии «здесь-точки» как точки на карте или поверхности предмета от «теперь-точки» как момента, определяемого хронометрами. Речь идет о Здесь-опыте и Теперь-опыте, где каждое «теперь» есть с необходимостью «здесь», и каждое «здесь» есть с необходимостью «теперь». Не тавтология ли hic et nunc? Древние говорили: Hic Rodos, hic salta, и это имело одновременно значение и «прыгни здесь, а не там», и «прыгни сейчас, а не тогда». Кажется, что между «там» и «тогда» – существенная разница. «Тогда» прыгнуть принципиально невозможно, ибо «тогда» – в прошлом; прыгнуть «там» кажется возможным, ибо сам Родос не в прошлом, и стоит только вернуться «туда», чтобы можно было прыгнуть «там». Однако, находясь не на Родосе, невозможно прыгать на Родосе. Родос, как «географическое место точек», продолжает существовать до сих пор, однако пространство того «древнего» прыжка, т. е. сочетание места, намерения (интенции!) и энергии тела, утрачено безвозвратно. Утраченное пространство равно утраченному времени. Может быть, не времена, но пространства человеческого мира приходят и уходят, а время и времена – это лишь сочетание пространств? По крайней мере, все измерения времени сводятся к числу пространственных движений: минута, час, год – все это привязано к вращениям планеты Земля. Пространство прыжка на Родосе прошло, или ушло, вместе с вращением нашей планеты. Пространство требуемого прыжка здесь, не на Родосе, это настоящее, теперешнее пространство, или пространство настоящего, это пространство не только «здесь», но и «теперь», или теперь-пространство.

Подорога В. А.

• Тело-объект? Однако наше тело — не объект среди других материальных объектов. И в то же время невозможно отрицать наличие в нем физиологически-биологической структуры, анатомической композиции, иерархии составляющих его частей, органов, элементов, плотности, веса и сопротивляемости, способности к адаптации и саморегуляции, автономии, пола и т. п. Все это — тело, ставшее органическим субстратом, чем-то, чем оно может быть, лишь перестав быть нашим телом. Ибо когда я говорю тело, я тем самым говорю, что оно не может быть объектом. «Тело, следовательно, — не объект», — настаивает Мерло-Понти. Близким к телу-объекту, пожалуй, можно считать гуссерлевское понятие Кöгрег. Есть различные стадии телесных состояний, в которых тело приобретает качества обьектности: есть тело обнаженное, видимое, угнетаемое касаниями; есть тело отвратительное, тело-мясо, тело раненого человека, разорванное на куски, залитое кровью; есть тело-труп, некое конечное состояние человеческой материи; есть тела рабов, тела-роботы, исполненные послушания и покорности, но есть и тела исследуемые. И все они отличаются единым качеством: в них в той или иной степени отсутствует, утрачена или насильственно вырвана внутренняя энергия жизни. Тело объективируется, становится объектом по мере того, «а» ограничивается автономия действий его живых сил. Или: тело, которому придаются с разной степенью воздействия качества несуществования, и будет телом-объектом. Иначе говоря, живое тело существует до того момента, пока в действие не вступает объективирующий дискурс, т. е. набор необходимых высказываний, устанавливающих правила ограниченного существования тела. Это может быть биологический, физический, физиологический, лингвистический, анатомический дискурс; и каждому из них требуется некое идеальное состояние тела, которое не имеет ничего общего с целостными, я бы сказал, «субъективными» переживаниями телесного опыта. Если человеческое тело и обладает редким по своему многообразию собранием степеней свободы, то объективирующие дискурсы ставят своей задачей их ограничивать и упразднять.
• Мыслить тело как объект невозможно.
• ... подлинная реальность переживания как только мы её достигаем — освобождает нас от тела как материально- биологического субстрата.
• Обычно, говоря «тело», мы всегда имеем в виду не тело...
• В сущности, тело без органов есть имя для «события».
• Поэтому жизнь находится как бы между двух бесконечно актуальных пределов, а не между рождением и смертью: она свертывается или развертывается, расширяется или сжимается: свертывается в бесконечно малое, развертывается в бесконечно большое.

Мысина В. А., Малиновский Л. Г.

• В настоящее время общественные науки поражены софистикой и математизированным наукообразием, отсутствием общей мировоззренческо-познавательной базы для различных научных дисциплин. В науке имеем и идеализм платонизма в математике, и материализм объективных законов, и наличие философских сущностей и абстракций, и дуализм реализма, и множество мелких течений и ответвлений. Что ни научная дисциплина, то своя методология.
• Здесь необходимо отметить, что поддержание неблагополучия в методологии науки выгодно как власти, не ориентированной на интересы управляемого населения, так и многим «ученым». Подобная власть, административная или финансовая, не заинтересована в рациональных нравственных установках и правовых ограничениях. «Ученые» же, занимаясь, с одной стороны, наукообразием имеют возможности карьерного роста на пустом месте. С другой стороны, неясность связей науки с жизненными реалиями позволяет «ученым обществоведам» использовать науку в хорошо оплачиваемой «экспертизе», сводящейся к апологиям удобных для власти решений. Это положение можно наблюдать в последнее время в России. Таким образом, наука, наряду с журналистикой, играет роль «второй древнейшей профессии».
• Возможно, что текущий кризис и ускоренная деградация России, в частности и науки, отрезвит или вразумит хоть часть российских учёных, не потерявших ориентацию, выражаясь старомодно, «на поиск истины». Общественная наука в рамках МКМ, как и прикладная, как будет аргументировано далее, должна заниматься не экспертизой, а проектированием общественных отношений и правил личного поведения.

Зубец А. Н.

• Инвестиции в развитие экономики требуют сокращения объемов потребления различных благ населением. Поэтому демократия губительна для экономического роста: большинство не даст увеличивать инвестиции в ущерб объему доступных благ.
• Эксплуатации человека человеком не существует.
• Коррупция — это признак быстрого экономического развития, при котором общество в избытке располагает ресурсами для повышения качества жизни людей.
• Скорость экономического роста определяется степенью имущественного неравенства — отставанием большинства от уровня жизни «эталонных групп», чаще всего — среднего класса.

Татаркин А. И.

• Уральский регион, на наш взгляд, сосредоточил в себе столько характерных для срединного региона типичных черт и проблем, что подробный анализ тенденций его развития может служить эмпирической базой для выявления важнейших закономерностей эволюции срединного региона страны и даже континента, подобного Евразийскому.

Ивантер В. В., Панфилов В. С.

• Исследования последнего времени теоретически подтвердили существование закономерностей в социально-экономической сфере. В то же время было доказано, что во многих случаях эти закономерности нелинейны, носят вероятностный характер. Дело в том, что центральную роль в их формировании играет человек — через индивидуальное и коллективное поведение, а также институты, сформированные и функционирующие в конкретных исторических условиях (государство, церковь, семья, частная собственность, корпорация, система законов, образование и наука и т.д.). С прикладной точки зрения, теоретические системы, такие как плановое хозяйство и свободный рынок, в чистом (идеальном) виде функционировать не могут, поскольку противоречат социальной и психологической природе человека. Соответственно, прогнозирование, основанное на теоретических предпосылках, обладает существенными дефектами и в переломные периоды практически не работает. Поэтому возникла необходимость в более адекватном и сложном представлении о социально-экономической системе на основе детального её изучения и использования нелинейных методов, нечёткой логики и поведенческой психологии при её моделировании. Чтобы такое представление сложилось, необходимо обеспечить качественно новый уровень информации, фиксирующей состояние социально-экономической системы, включая индексы потребительского и делового доверия, котировки денежного, долгового и фондового рынка.

Пивоваров Ю. С.

• Мы показали и доказали — бесповоротно — себе и всему миру: на Руси национализация и денационализация (приватизация) имеют один и тот же результат — ограбление народа. Точнее — самоограбление народа. Мы также показали и доказали: на Руси по сути не важно, какова форма собственности, каков властный режим, каковы господствующие духовные («антидуховные») и идейные ценности и пр. Суть русской жизни неизменна: презрение к личности, в том или ином варианте насилие над человеком и его — в конечном счете — закабаление, воровство (как в традиционно русском, так и в современном смысле), умение самоорганизоваться лишь на злое дело.
• В известном смысле Горби есть историческая пародия на Ленина. История отомстила Ленину и его гвардии явлением Горби и его окружения. Если Пушкин — это ответ России на преобразования Петра, то Горби — ответ России на преобразования Ленина.
• Да и в приватном смысле все наоборот. Ленин из руководителя мелкого клуба политических аутсайдеров — в вожди революционной империи, Горби из лидеров сверхдержавы — в руководителя мелкого клуба политических аутсайдеров. Если Ленин проделал путь из социал-демократов в большевики, то Горби — наоборот. То есть, чем один начал, тем другой — кончил. Если Ленин обещал всем коммунизм, а ведь это, если без смеха, вообще максимум того, что можно обещать, то Горби в унылом своем и отчаянном бессилии — отдельную квартиру каждой советской семье к 2000 г.
• Противоположны и финалы двух правоведов. Гвардия Ленина заточила его в Горках, отстранила от власти, ускорила объективный ход разрушительной болезни, т. е. фактически действовала на паях со Смертью. Это были великие бандиты, покруче сицилианских, чикагских и солнцевских. После соучастия в убийстве своего пахана они положили его в гранитную тюрьму, где он и поныне находится («как фиш на блюде», «нафаршированный труп» — Иосиф Бродский). Фактически они арестовали его; они боялись его и после смерти, эти великие бандиты. Они не хотели его отпускать даже мертвого. В самые главные свои дни они забирались на этот саркофаг и попирая, топча Старика ногами, приветствовали послушные им людские стада, организованно протекавшие по Кровавой площади.
• Горби же окружала не гвардия, не стая великолепных бандитов. Горби, как выяснилось, окружала шпана. То есть вокруг Ленина были воры, урки, вокруг Горби — мелкое жулье, самое большое — фраера.

Пружинин Б. И.

• Непременный признак современных духовных исканий (от философии до кинематографа) — размышления по поводу ограниченности нашего разума. С сожалением или без, с тревогой или с энтузиазмом принято теперь говорить о бессилии разума перед лицом подлинно человеческих, экзистенциальных проблем.
• Речь идет именно о псевдонауке — о концептуальных конструкциях, возникающих в окружении науки, претендующих на социокультурный статус науки, по целому ряду принятых ныне методологических параметров от науки неотличимых, и тем не менее конструкций, по самой сути своей чуждых науке. Я хочу понять, как случилось, что наука и псевдонаука становятся сегодня фактически неразличимыми с точки зрения современного философско-методологического сознания науки — с точки зрения современной философии науки. Кроме того, я хочу понять, что может произойти с философией, не способной или не желающей различать науку и псевдонауку. Хочу понять культурно-исторический статус эпистемологических особенностей псевдонауки. И еще, в качестве сверхзадачи, я хочу представить себе, какой может быть культура, в которой наука и псевдонаука становятся неразличимыми.
• С моей точки зрения, надо выявить в самой науке обстоятельства, по которым свобода оказывается теперь ненужной науке (ученому), и, соответственно, обстоятельства, по которым философия науки как философия стала не нужна науке.

Матвейчев О. А.

• Человеческий мозг сложнее, чем вся Вселенная, количество возможных связей между нейронами больше, чем вещества во Вселенной. Каждый из нас носит у себя в черепе больше, чем весь Космос! И там происходят взрывы, рождение сверхновых звезд и туманностей. При том, что если то, что мы видим как Космос, — это прошлое, поскольку свет идет до нас миллионы лет, то находящееся у нас в голове — это будущее. Поскольку воображение опережает скорость света и там все течет иначе, ты уже оказываешься там, куда ты только хотел отправиться, причем даже раньше, чем ты успел захотеть. Следствие порождает причину, а точнее, эти две категории вообще перестают иметь смысл, они принадлежат рассудку, как это понял еще Кант, и как таковые только упаковывают приказы воображения, обрабатывают их и рисуют некий дискурс.

Badiou А.

• Yet there is no difference between what I have done and what such philosophers as Plato, Descartes, Leibniz, or Hegel have done, a hundred times over since the very origins of our discipline: reorganizing a thorough, if not creative, knowledge of mathematics, by means of all the imaging powers of language. To know how to make thought pass through demonstrations as through plain song, and thus to steep an unprecedented thinking in disparate springs.

Миронов В. В.

• ... особенность восприятия бытия порождает особый характер философии, которая, по сути, выступает не просто как некая отдельная дисциплина, а представляет собой особое вневременное смысловое пространство, в рамках которого реализуются самые разнообразные философские концепции.
• ... философия реализуется как максимальное проявление субъектного начала в индивиде и это свойство субъективного самовыражения также остаётся на всегда важнейшей характеристикой философского мышления.

Ершов Ю. Л., Целищев В. В.

• Возможность науки основывается на вере в то, что вселенная является «алгоритимически сжимаемой», и именно по этой причине познаваема.
• ... действительные числа можно представить как предел последовательности вычислимых чисел, а именно, рациональных чисел: данная процедура хорошо известна. Однако этот ход не избавляет от конфликта, поскольку невычислимость проявляется в бесконечности такой последовательности.
• Логика есть рассуждение, освященное практикой. Математическая практика говорит нам, что есть правильная логика рассуждения, и кодификация такого способа рассуждения и есть математическая логика.
• Математическая рекурсия есть теоретический источник всех вычислительных и физических приложений.
• В учебниках 1930-х гг. было несколько определений непрерывности, и утвердившаяся практика с «дельто-эпсилон» есть аналог тезиса Чёрча. Можно назвать это тезисом Вейерштрасса — непрерывная функция есть функция, удовлетворяющая таким-то и таким-то условиям. Интуитивное понятие непрерывной функции и есть точное математическое определение... Непрерывность является важным понятием, и поэтому никто не обсуждает сейчас природу тезиса о непрерывности. Таких тезисов на самом деле много.
• ... мы находимся в рамках арифметики, т. е. человеческой математики... Напомним, что под «человеческой математикой» понимается совокупность арифметических утверждений, истинность которых постигается прямо, а не на основании постижения структуры натуральных чисел с помощью «высших» синтаксических рассмотрений. С этой точки зрения РА является совокупностью прямо воспринимаемых истин.

Смирнов С. А.

• Человек есть онтологическая идея, равная таким онтологическим идеям, как Бытие, Благо, Бог, Природа, Развитие, История. Только в рамках предельной, рамочной онтологической идеи возможна философия человека. В этом смысле человек, прежде всего, не объект исследования, не предмет анализа, а онтологическая идея.
• Не обеспечение прибором познания мира, а оснащение моего действия для совершения перехода и поиска нового горизонта.
• И тогда я составляю не карту готового объекта, готовой территории, а строю навигацию своего пути в принципиально открытом пространстве — формирую антропоидный картоид.
• И телом картоида становится моё культурное тело, формируемое в процессе совершения духовных практик преображения. И тогда телесность становится ключевой темой. На теле и телесности проверяется вся философия мира. Это рубикон, пройдя который ты проверяешь правду своего самоопределения.

English Page

Russian Page