В номере № 123 газеты «Троицкий вариант — наука» от 26 февраля 2013 г. опубликована статья Владимира Московкина «Слабая „видимость“ российской и украинской науки». Главный тезис статьи в том, что одна из ключевых проблем постсоветской науки состоит в её слабой «видимости» и, как следствие, слабой «глобальной конкурентоспособности». В статье о других ключевых проблемах не говорится вовсе. Фактически автор призывает считать «видимость» ключевой проблемой науки и образования. «Видимость» науки означает по сути представительство российской науки в библиометрических анализах Web of Science.
К сожалению, подобные суждения распространены и вызывают сочувствие и в среде управленцев, и даже в научной среде. Широко обсуждается задача вхождения пяти вузов страны в первую сотню одного из международных рейтингов университетов. Это при том, что в России сейчас тысяча вузов, так что девятьсот из них никогда в первую сотню не войдут ни в одном из рейтингов. Учёных России ради повышения индексов цитирования призывают писать статьи на английском языке и печататься не в России, а за рубежом. Индекс Хирша и импакт-факторы называют чуть не панацеей науки и образования в России. Гонка за международным престижем становится целью науки и образования в России. Между тем престиж для науки — цель ложная.
«Видимость» — вообще слово с негативной коннотацией. Создавать видимость науки и образования, что в кавычках, что без кавычек, как-то нехорошо ни в одной из стран. К сожалению, педалированием видимости и рейтингов увлечено немало людей. Лейтмотив львиной доли обсуждений проблем постсоветской науки и образования — рейтинги и индексы цитирования. На самом деле рейтинги и индексы цитирования — нечто похожее на медицинские анализы. Задача врача — диагностика болезни, при этом далеко не все анализы отражают все болезни. Библиометрия, как и связанные с ней рейтинги, отражают вторичные параметры функционирования науки и образования — структуру информационных потоков, порождаемых наукой и образованием. Поэтому в качестве первичных индикаторов ключевых проблем науки и образования ни библиометрия, ни рейтинги не годятся вовсе.
Прежде всего нужно подчеркнуть произвольность того тезиса, что слабая «видимость» отечественных работ в какой-то базе данных является ключевой проблемой. Еще более сомнительно положение о «слабой конкурентоспособности» науки, которая по умолчанию явно что-то нехорошее. Стоит подчеркнуть, что понятия «видимости» и «конкурентоспособности» по отношению к науке, похоже, не употреблялись вовсе ни во времена Евклида, ни во времена Ньютона, ни во времена Эйнштейна. Так что об адаптации этих понятий к науке и образованию стоит поговорить подробнее.
До 1960 года никакой системы Web of Science не существовало и библиометрия только зарождалась. Тем не менее наука и образование на советском и антисоветском пространствах развивались, перед ними стояли непростые ключевые проблемы, которые как-то и ставились и решались. При этом люди находили и решали свои проблемы без библиометрии, как основного инструмента. Проблема слабой «видимости» советской науки за рубежом в СССР не стояла. Реальной и жизненно важной была проблема доступности мировой науки в CCCР и именно эта ключевая государственная проблема решалась созданием механизмов канализации мировой научной информации в СССР. Для этого был создан комплекс ВИНИТИ — выдающаяся система реферирования научной периодики на русском языке, и колоссальные программы переводов лучших мировых учебников и монографий на русский язык. В свою очередь в США в 1960-е годы была развернута беспрецедентная система переводов советских книг и журналов на английский язык. США и СССР решали задачи доступности мировой науки в своих странах, а не «видимости» своей науки за рубежом. Решали эти задачи, по общему мнению, совсем с неплохими для себя результатами.
Наука и образование в России решают задачи России. Наука и образование в США решают задачи США. Никакой конкуренции между Ставропольским государственным университетом и Университетом штата Айдахо нет. Никакой конкуренции между Математическим институтом РАН и Институтом высших исследований в Принстоне нет. Никто не конкурирует ни с кем в области философии и истории. Продолжить этот список нетрудно, ибо конкуренция возникает далеко не во всех сферах науки и образования. Более того, в фундаментальных науках гораздо большее значение, чем конкуренция, имеют кооперация и координация. Достаточно вспомнить такие приметы нашего времени, как Большой адронный коллайдер, Международную космическую станцию и открытый депозитарий arXiv.org.
В сфере инноваций и технологий конкуренция значительна, так как вещи эти связаны с рынком. В фундаментальных науках рыночные механизмы значительной роли не играют. В сфере образовательных услуг, регулируемых экономически, некоторая конкуренция имеется между учебными заведениями внутри каждой из стран и отчасти международная, обычно ради политического влияния в странах третьего мира. Системы образования разных стран свободную конкурентную среду образовывать просто не могут, так как решают, прежде всего, национальные задачи. Медики в России в основной массе должны получать образование на русском языке, так же как и учителя средней школы. Учитель математики из США в России менее приспособлен к работе с русскими детьми, чем выпускник пединститута областного вуза.
Наука в России призвана обеспечивать информационную безопасность страны в области знаний и технологий. То есть в стране должны быть специалисты, компетентные во всех основных отраслях фундаментальных и прикладных наук. В сфере военных наук и технологий индексы цитирования и видимость результатов вообще нонсенс. А ведь эта сфера совсем немаловажная. Индексы цитирования и импакт-факторы имеют некоторое значение в России, например, для сравнения групп учёных или отдельных преподавателей при выделении грантов или при продвижении по должностной лестнице. Ну это такое мелкое место, о котором трубить на всех углах не пристало. Нельзя ориентировать учёных и педагогов России на символы абстрактного престижа и на развитие науки не на родном языке.
В пример России ставятся Турция и Иран, увеличивающие свою «видимость», например в Scopus. При всем уважении к этим державам невозможно не заметить, что Россия по-прежнему страна великая и общий, даже турецко-иранский аршин ей не подходит. Поощрять учёных материально за вхождение их сочинений в коммерческие базы данных, то есть не за компетенцию и не за результаты, — предложение более чем сомнительное, если не сказать более жестко. Открытые базы собственных исследований стоит расширять — это очевидно. Следует поощрять международную кооперацию и координацию. Но нельзя ни на минуту забывать, что условием и целью функционирования науки и образования в России является доступность результатов мировой науки для учёных, педагогов и других жителей России. Задача учёных России — благоденствие науки и образования на русском языке — стержневом элементе и главном носителе русской интеллектуальной культуры. Подменять решение этой задачи борьбой за видимость и места в рейтингах — значит ставить телегу перед лошадью.
К сожалению, и упомянутая статья, и многие другие безапелляционно пропагандируют ключевую важность для России занятия высоких мест в мировых рейтингах и повышения видимости собственных результатов за рубежом. Тем самым на первый план выдвигаются третьестепенные для науки и образования мелкие соображения престижа и имиджа. Те же ложные цели ставят вертикальные структуры науки и образования в России. Науку не продают и не покупают, ее изучают, создают и сохраняют. Цель просвещения в России не трансформация «в глобального игрока на научном рынке». Это глупости и глупости вредные. Тиражировать их не стоит.
Наука — главный инструмент самосохранения человечества. Апологетика ложных целей науки и образования — вещь не безобидная. Сводить проблемы науки и образования к местам в рейтингах — значит превращать и науку, и образование в видимость. Не надо гоняться за миражами.
1 марта 2013 г.
| English Page |
Russian Page |