В Институте океанологии им. П. П. Ширшова РАН 16 декабря 2015 г. случилось заседание Учёного совета, на котором с большим апологетическим докладом о Трофиме Денисовиче Лысенко выступил заведующий лабораторией генетической идентификации Института общей генетики им. Н. И. Вавилова РАН Л. А. Животовский.
Лысенко — лжеучёный, демагог, доносчик и мракобес. Лысенковщина — трагедия советской науки.
Директор Института Р. И. Нигматулин мотивировал предоставление трибуны Учёного совета Института океанологии апологетике Лысенко высоким индексом Хирша докладчика, необходимостью толерантности и преодоления большевизма в отношении к разным точкам зрения. Между тем негативное отношение к позиции Животовского со стороны специалистов общеизвестно.
Учёный совет Института океанологии обсуждал проблемы за пределами своей компетенции — это занятие не научное по существу, но научное по форме, то есть псевдонаучное. Учёный совет Института океанологии функционирует на государственные средства и, обсуждая Лысенко, расходовал деньги налогоплательщика нецелевым образом. Лженаука не что иное, как псевдонаука, тратящая деньги науки. Именно этим Учёный совет Института океанологии и занимался.
Существует и другая — этическая — сторона проблемы. Апологетика Лысенко — плевок в ушедших учёных, чьи индексы Хирша никто не считал, но кто создавал величие и моральные нормы отечественной науки. Обеливание Лысенко в сколь угодно стёртых и завуалированных формах — оскорбление памяти Н. И. Вавилова, И. А. Рапопорта, С. Л. Соболева, А. А. Ляпунова, А. Н. Колмогорова, А. Д. Александрова, М. А. Лаврентьева, Н. П. Дубинина и сотен других учёных — современников Лысенко.
Позиция Нигматулина противоречит принципам и опыту его старших коллег по Сибирскому отделению, где он в своё время работал. Учёный совет Института океанологии не клуб при Доме учёных, а специальный академический механизм, определяющий научную политику и задачи Института океанологии. Обсуждение лысенкоизма в эти задачи не входит. Тот или иной индекс Хирша, критика большевизма и призывы к толерантности к лжеучёным выходят за рамки академической этики. Можно вспомнить, что Н. С. Хрущёв обвинял Александрова в меньшевизме за противодействие И. И. Презенту, клеврету Лысенко и идеологу лысенкоизма, и требовал от Лаврентьева толератности к ставленникам Лысенко и нетерпимости к его оппонентам. Осталось в истории выступление Хрущёва на Пленуме ЦК КПСС 29 июня 1959 г., в котором тот хвалил Лысенко и ругал как научный вклад Дубинина, так и руководство Сибирского отделения за назначение Дубинина директором Института цитологии и генетики СО АН СССР. Указание на большевизм противников Лысенко сегодня сродни волюнтаризму и политиканству Хрущёва.
Учёные не дискутируют с лжеучёными — они на них указывают и от них отмежевываются. Что там пишет Животовский — дело его личное. Мало ли вздора несут люди. Наука нравственности не учит. Мерзость не в Животовском, а в агрессивном наступлении лженауки в академической среде России. При этом открытость науки, которая состоит в свободе поиска истины и объективности, подменяется толерантностью ко лжи и проповедью махрового субъективизма. Учёный совет Института океанологии volens nolens участвовал в лженаучном и аморальном фарсе, стирая грань между наукой и лженаукой. Превратить трагедию в фарс не удалось — апологетике лысенкоизма дали отпор участники открытого заседания Учёного совета. Но и неудавшийся фарс — позорное пятно на репутации российской науки.
Личная деградация отдельных учёных меркнет на фоне разрушения академических принципов в отечественной науке. Толератность к лженауке — крайняя форма вырождения академического сообщества. Трагедия и фарс в истории — события повторяемые, но неодновременные.
21 декабря 2015 г.
| English Page | Russian Page |