Одним из основных Бичей Божьих для студентов университета в 60-х годах были иностранные языки. (О науках общественных я говорить не хочу, уж больно избитая тема). “We study many subjects and English is one of them” – было сказано в нашем учебнике, но у большинства из нас этот предмет времени занимал слишком много. Разумеется, в школах уровень языковой подготовки был (в среднем!) хоть и лучше, чем у предыдущего поколения, однако даже и по тогдашним меркам явно недостаточный.

Летом 1970 года в Академгородке гостила выставка “Народное образование в США”, экспонировался там и камушек с Луны и разнообразные учебные пособия приятные и уму и глазу. Библиотека также была очень интересна.

В первые дни, когда народ туда валил, как в мавзолей, большой популярностью среди посетителей пользовался Учебник русского языка, приведу по памяти несколько цитат из его текстов: “Поздно вечером я возвращался с пьянки...” “На вокзале папа достал паспорта (В подстрочном примечании: “В СССР всюду надо предъявлять паспорт”) и купил билеты... В вагоне было очень холодно, и на стёклах намёрз толстый слой льда. Надо было долго-долго дышать на него, чтобы хотя бы одним глазом увидеть что происходит за окном, но и там была видна одна только бескрайняя равнина, занесённая снегом”. “Агитатор Петя с утра агитировал в поле колхозников, а после обеда поехал в соседнюю деревню слушать радио”. С грамматической точки зрения тексты были вполне на уровне, но через пару дней умные американцы этот экспонат всё-таки убрали куда-то.

Интересно, что мог бы сказать американский или английский студент-математик о наших учебниках английского языка? Год назад, будучи в США, я услышал от одного из своих друзей – выпускника мат.мех'а Ленинградского университета, профессора Стенфордского университета Якова Матвеевича Элиашберга, что ему попадались там такие учебники и самоучители русского языка, что хоть святых выноси. Похоже, что переход к рынку способствует приумножению тиражей такого сорта Handbook'ов – на Новосибирском центральном рынке можно насмотреться всякого, и наши учебники на таком фоне кажутся совсем пристойными.

В 1972 году на Всесоюзную топологическую конференцию в Тбилиси были приглашены американцы, и перед многими моими коллегами встал вопрос, как предстать на международной арене наиболее выгодным образом.

Помню, как профессор МГУ М.М.Постников, милейший человек, автор разнообразных учебников, по которым я и сам учился, и других обучаю по сию пору, несколько агрессивно наставлял аспирантов-москвичей: “Не воображайте, что Вы хорошо знаете языки. Докладывайте по-русски, а на доске пишите по-английски”. Видно было, что ребят это коробит, и когда Михаил Михайлович, проинструктировав своих, обратился ко мне с вопросом: “А как Вы собираетесь делать свой доклад?” Я бодро ответил: “По-французски, а писать буду грузинскими буквами”. В действительности, к тому моменту по дороге в Тбилиси значительную часть грузинского алфавита я успел выучить по этикеткам “Гурджаани” (две одинаковых буквы рядом), “Твиши”, “Тетра” (тоже по две одинаковых буквы) и т.п.

Много позднее этих тбилисских поучений, во время одной загранкомандировки я услышал историю о том, как труды одной большой международной конференции по кристаллофизике вышли в свет с большим запозданием, и редактор этого издания приносил читателям такие вот извинения: “Большинство поданных докладов были написаны на broken English, на котором говорят парижские проститутки, мексиканские торговцы наркотиками и профессора на международных конференциях, т.е. самые уважаемые люди, поэтому пришлось потратить много времени на литературную обработку всех этих текстов”.

А с французским была целая история – в конце 60-х годов в НГУ появилась уже не очень молодая француженка, madame Maroget, которая вдруг пожелала учить своему Родному Языку наших старшекурсников.

Говорят, что наш декан на вопрос, кого лучше бы пригласить на эти “необязятельные” занятия, четверокурсников или пятикурсников, ответил: “Учите всех, кто захочет. Лучше уж французский осваивать, чем водку-то глушить”. Пять раз в неделю с 8 и до 10 часов вечера она крутила нам учебные фильмы, зачитывала тексты из учебников, которыми эти фильмы сопровождались, и мы за ней повторяли все модельные и разговорные выражения то хором, то по одному. При всем при этом, по-русски она почти не говорила, и когда вдруг ей потребовалась объяснить нам термин “as des coeurs”, произнесённый в одном из фильмов, мозговой штурм мы провели успешно – “Туз червей!”

Александр Сергеевич Марковичев, будущий зам. декана, духовный пастырь юношества, однажды так вот исполнил задание сконструировать вопрос с оборотом “А нет ли у Вас...” – “Vous n'avez pas des pantalons de soie?”, чем привел madame в лингвистический восторг.

A propos. Недавно по московскому радио услышал, что новый президент Франции Жак Ширак в молодости изучал русский язык, “чтобы в подлиннике читать Пушкина”. А вот, один пожилой французский коммунист, рабочий очень высокой квалификации, рассказывал мне, что году в 50-м, когда он отвечал за распространение “Юманите” в Париже, подошёл к нему молодой человек и сказал: “Камарад, можно мне участвовать в распространении нашей газеты?” “А ты коммунист?” “Нет, но я состою в Лиге коммунистической молодежи” (то есть во французском комсомоле).

“Ну, хорошо. Возьмёшь в субботу утром пачку газет и будешь продавать их на L-ом рынке”. (Название я забыл). “Камарад, извини, но я происхожу из богатой буржуазной семьи, и моя мать с нашей служанкой ходит по субботам именно на этот рынок. Можно мне потрудиться в другом месте?”

“Хорошо, будешь продавать газету на улице Вожирар. А как тебя зовут?” – “Меня зовут Жак Ширак”.

Поскольку высокий политический профессионализм Ширака хорошо известен, хотелось бы все-таки узнать, “Какой у Жака тайный том дремал до утра под подушкой”. История ли это Пугачёвского бунта или Краткий курс Истории... – от этого характер российско-французских отношений будет сильно зависеть ещё по крайней мере семь лет.

Veuillez agréer, Monsieur le Président, l’expression des ma consideration la plus distinguée.

Большим знатоком и любителем французского языка был член-корреспондент Академии Наук Алексей Андреевич Ляпунов, очень отзывчивый и образованный человек. Все Летние физ.-мат. школы 60-х годов происходили при самом активном его участии, бывало олимпиадный комитет часами заседал в его коттедже. Вот типичный пример его отношения к студентам.

Будучи аспирантом, я организовал студенческий семинар по геометрии-топологии. Ребята там собрались очень способные, профессионалами в итоге стали все. Один из них, наверное самый блестящий, в середине третьего курса захандрил и собрался бросать университет. Сколько я об него нервов израсходовал, описывать долго. Как-то после очередной двухчасовой душеспасительной беседы с этим парнем встретил я в вестибюле НГУ Ляпунова, сопровождаемого какой-то дамой. Бросился я к нему за советом, мол, как в таком случае быть, жалко терять способного ученика. Алексей Андреевич, святая душа, сразу сделал предположение: “Наверное, это несчастная любовь... Володя, Вы приходите с ним ко мне, постараемся помочь ему вместе”.

Его спутница поставила другой диагноз: “Конечно же это шизофрения”. А я-то знаю, что причиной всему происходившему была наша лень-матушка.

Слава Богу, вся история эта окончилась благополучно, ее герой теперь успешно трудится в НГУ и в Институте Математики СО РАН, но какой же урок доброжелательности а также и недоброжелательности я тогда получил!

На одном курсе с этими моими учениками очень ярко блистал Александр Зигфридович Ананьин, большой разгильдяй, что, впрочем, не помешало ему окончить НГУ за 10 лет, а потом стать сотрудником Института математики. Во время своей второй пятилетки, сдавая методы вычислений, он почти экспромтом выдал своему экзаменатору такую идею из теории сплайнов, что его долго еще зазывали выступить на семинаре в Вычислительном Центре, приглашали на ставку лаборанта (без высшего образования это была максимально возможная должность), а года 3 назад вдруг обнаружилось, что, оказывается, он является автором четырёх неслабых публикаций по сплайнам.

Моя окончившая пединститут тётя как-то ужаснулась тому, что я на мат.фак'е не изучаю классическую нашу литературу. Да, не было у нас обязательных занятий по этому циклу дисциплин и по классической музыке тоже – сами читали и слушали. Вместе с Иосифом Ноаховичем Иомдиным, окончившим ФМШ и НГУ на год позже меня, мы иногда за бутылкой сухого по очереди декламировали друг другу “Евгения Онегина”. Специализировались мы с ним на одной кафедре, но никогда не мешали такие декламации с топологией и наоборот. В 1992 году я приезжал к нему на месяц в Вейцмановский институт, где он теперь профессорствует; как-то поздно вечером возвращались мы к нему домой из далекого города Беер-Шева, вокруг расстилалась северная часть пустыни Негев, и мы затянули: “Степь да степь кругом...” потом – “Ночь коротка, спят облака...”, а потом Иосиф исполнил в переводе на иврит Симоновское “Жди меня...” – так всю дорогу и пропели.

Позднее, на Байкальской конференции “Алгебра и Анализ” израильская алгебраистка Далид Баум (не из наших!) на вечере песни у костра, когда раздалось дружное: “Вот, мчится тройка удалая...” стала подпевать на иврите, а потом сказала по-английски, что эту песню у них учат в детских садиках. На той же спевке французский алгебраист Мишель Ак исполнил нам на своём родном языке песню про то, как terrible Sten'ka утопил в реке Volga une belle persianne (музыка народная). Неужели такому можно научиться во Франции?! В ответном слове наши мужики исполнили для “гостя из солнечной Франции” песню Александра Городницкого

“Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена Французского посла.”

Во время той же первой моей командировки в Институт Вейцманна довелось мне посоучаствовать в приёме “кандидатского минимума” у одного докторанта этого научного центра. Экзамен должен был принимать Иосиф Иомдин, но, поскольку расположили меня в его кабинете, то он и меня затянул в дискуссию, которая в знак уважения ко мне проводилась по-русски. Парень, сдававший экзамен, покинул Россию в возрасте 12 лет, и потому устойчивость по Ляпунову иногда называл устойчивостью по Лукьянову, а в остальном всё было вполне на уровне. Всех “вернувшихся на историческую родину” там задаром учат ивриту, что вполне естественно. Однако в тех же школах по той же методике, но за деньги всех желающих учат русскому языку, поскольку в некоторых отраслях знания (математика, теорфизика и т.п.) знания нашего языка бывают очень полезны. А у нас, вот, учёный народ почему-то TOEFL стремится осваивать.

Дважды наши кинематографисты баловали население Академгородка съёмками художественных фильмов. Сначала Сергей Апполинарьевич Герасимов поставил ряд сюжетов своей известной ленты “У озера” около почты и ещё в Доме учёных (с участием Сергея Львовича Соболева). Слышал я тогда такое мнение, что фильм создает впечатление, будто бы Академгородок переполнен непугаными женихами.

Вторая киносъёмка состоялась в начале 70-х – студия им. Довженко поставила триллер “Длинная дорога в короткий день” про талантливую учёную, которая ходила по комнате и чуть ли не заглядывая под столы приговаривала: “Куда же делись позитроны?” Тут-то её и переоблучило.

Массовка, присутствовавшая на репетициях, божилась, что слышала там такие диалоги: “Фёдор, какой у нас вакуум в ловушке?” (ударение на второе У ) – “Девять в минус десятой”. Я не был тому свидетелем, но во время просмотра кинофильма у меня дух захватило от демонстрации машины времени – сидит в кабинете Большой Учёный, за спиной часы висят. Камера наезжает то на его собеседника, то на него. Глядь, а на часах уже время на час меньше, чем было перед началом разговора. Еще пара реплик, и опять стрелки повернулись на часок назад. Я даже перестал следить за сюжетом, кажется, там говорили, что к работе надо относиться добросовестно.

Был наш Академгородок воспет и в книжке известного психолога Владимира Леви “Я и мы”. Как-то я поделился с приятелями, что вычитал там, будто бы у нас самые красивые женщины и самые умные мужчины, каких автор где-либо видел.

Засомневались мои други, я открыл книгу, а там написано: “...самые умные женщины и самые красивые мужчины....”

Я присутствовал на двух часовых докладах Я.М.Элиашберга в университете Тель-Авива (видели бы Вы, как он удивился, когда прилетел туда из США и встретил там меня!). Поскольку специалист он очень известный, на первый его доклад явилось много просто любопытствующих, а когда после перерыва в аудитории собрались только заинтересованные лица, Яша оглядел их всех и спросил: “Ну, что, теперь можно говорить по-русски?”

В 1992 году я делал доклады на семинарах в Израиле два раза, и в обоих случаях из 20-25 слушателей было всего по пять человек, из-за которых речь приходилось держать по-английски. Рассказывал я там о введённых мной в обиход “альфа-топорных компактах” (у которых каждая точка дополнения содержится в некотором непересекающемся с этим компактом двугранном углу величины альфа, т.е. компакте, который можно “вырубить топором”). Когда на экране появлялось слово topornyi, все понимающие бросались объяснять остальным о чём идет речь. Раза четыре мне рассказывали там анекдот: “Какой язык будет в Израиле вторым?” и правильным ответом считался: “иврит”.

В Стенфордском университете работает известный математик Пол Коэн, автор решения знаменитой “Континуум-Гипотезы”. Кто-то из его предков жил в России, и поэтому наша история и литература ему очень интересны, и у него в кабинете лежат самоучители русского языка.

Когда Я.М.Элиашберг говорит, что окончил Ленинградский университет, Пол Коэн его всегда поправляет: “Санкт-Петербургский”, на что Яша возражает: “Я никогда не бывал в Санкт-Петербурге”. Как-то там разгорелась дискуссия об Октябрьской революции, и Б.И.Б. (выпускник НГУ 1979 года, очень работящий парень, живущий ныне в штате Орегон и только что впервые явившийся в Стенфорд на конференцию) заявил, что если бы Троцкий Сталина поборол бы и стал у руля, стало бы ещё хуже. Какая тут парламентская (!) дискуссия началась! Больше всех горячился П.Коэн. Боря потом спросил меня, а что это за мужик, и страшно расстроился, поскольку Пол Коэн был кумиром его студенческой молодости чуть было не повлиявший на выбор специализации.

В том же Стенфордском университете я был однажды представлен живому классику Раулю Ботту, автору знаменитой теоремы о периодичности. Поговорили мы с ним о математике, тут он комплимент мне сделал (так мне показалось, во всяком случае):

- “Где Вы учили английский язык ?”

- “В военном училище” - бодро ответил я. Действительно, именно в Суворовском училище мне был дан очень хороший “интенсив” - в пятом классе у нас там было каждую неделю по 7 уроков английского.

Осенью 1998 году правительство Турции пригласило меня поработать один семестр в городе Измире на западе Турции. Обязанности мои состояли в подключении к моим геометрическим изысканиям группы сотрудников математического департамента Эгейского университета. Вся эта акция проводилась на средства Северо-Атлантического Союза, перед которым в итоге мы отчитались мы четырьмя или пятью публикациями, но здесь речь пойдёт не об этом.

В выходные дни после довольно ненапряжённой трудовой недели я обычно разъезжал по окрестностям Измира. Всего за четыре часа от университетской гостиницы можно было добраться до Трои, за два часа – до Эфеса или до Чесменской бухты. К моему большому удивлению, турецкие коллеги-математики ничего не знали о морской баталии, случившейся в этой бухте в Июне 1777 года, а, вот, один турецкий профессор истории признался, что половину учебного года он преподаёт историю войн между Турцией и Россией. «Что бы я делал, как бы жил, если бы не эти войны?»

Ну, преподавал бы троянские войны. Археологи различают на холме илионском девять существенно различных культурных слоёв, так и пишут: Троя-1,…, Троя-9 (см. фото «Троя»).

При взгляде на карту западной части малой Азии у меня глаза разбегались от обилия громких географических названий.

Рядом с Эфесом на поросшем лесом холме находится Panaya Kapulu – домик Богородицы. Согласно некоторым преданиям, признанным католической церковью, после Воскрешения Христа апостол Иоанн увёз Святую Деву Марию из Иерусалима в Эфес (см. фото «Богородица»). В конце 19-го века был найден этот домик, в котором она провела последние годы своей земной жизни. Теперь это место почитается и в христианском мире и в мусульманском. Пояснительные плакаты на нескольких десятках языков описывают историю этого места всеобщего паломничества.

Километрах в пяти от этого холма, в черте города небольшого городка Сельчук, расположено много других знаменитых достопримечательностей, например, остатки Храма, основанного Святым Иоанном (см. фото «Храм»); несколько раньше там же Герострат сжёг храм Артемиды.

Замечу, что и Эфес и Троя в своё время были портовыми городами, но за многие тысячелетия окружающие их речушки нанесли с окрестных гор столько камней и песка, что теперь оба этих ненаселённых пункта расположены километрах в восьми от берега моря.

Античные руины всегда производят неизгладимое впечатление (см. фото «Дали»). И в Эфесе, и в Памуккале, и в Трое можно увидеть и потрогать остатки Великой Эпохи, воспетой в классической литературе. Вот, например, известные по учебникам истории Древнего Мира античные амфитеатры (см. фото «Театр» и «Hierapolis»). Некоторые из них до сих пор находятся в приличном состоянии, и реставрационные работы там идут почти без остановок. Я не раз видел, как экскурсоводы вставали в центр арены и щёлкали пальцами - слышно было на всех рядах! В Большом театре Эфеса, вмещавшем некогда до 25000 зрителей, одно время пробовали проводить рок-фестивали, но, похоже, heavy metal оказался для древних камешков тяжеловат, мраморные глыбы начали пошевеливаться, и потому эти безобразия прекратили. А, вот, неподалёку от Анталии, на арене Аспендос, построенной во втором веке нашей эры, и потому совсем хорошо сохранившейся, летом 2001-го года выступал Краснознамённый ансамбль имени Александрова.

Памуккале – это особое чудо света: с большого холма стекает, потихоньку остывая, насыщенная солями кальция горячая водичка. На вершине холма расположены развалины античного города Иерополиса, в котором ещё до Рождества Христова были основаны водолечебницы и построен хорошо сохранившийся до наших дней Большой Театр на 15000 зрителей. Белоснежные отложения солей на склонах холма выглядят фантастически и с утра до вечера заполнены туристами (см. фото «Памуккале»), приезжающими, как правило, группами в больших автобусах. Километрах в трёх, на другом холме также много тысячелетий подряд отлагаются какие-то другие соли, и потому его склоны окрашены иначе – в красные тона. Упомянутый в Откровении Святого Иоанна город Лаодикия находился там же, километрах в двадцати, а Филадельфия – в семидесяти.

Немного отвлекусь. До середины 1886 года нечто аналогичное – Белая и Розовая террасы - существовало на Северном острове Новой Зеландии. Мир с маорийцами был уже заключен, и туристы из Европы наезжали толпами. Однако, тёмной ночкой 10.06.1886 случилось мощное извержение вулкана – горы Тараверо уничтожившее это нерукотворное чудо света. Грохот стоял на весь Северный остров. Утренний выпуск газеты New Zealand Herald поведал читателям: «Russians were bombarding New Zealand».

Коренные жители Окленда застенчиво улыбаясь откомментировали этот заголовок так: «Это была наша тогдашняя паранойя». Видимо, уже после крымской компании Великобритания проповедовала в своих колониях так называемую «русофобию».

Ну а теперь теми геотермальными достопримечательностями Южного полушария можно любоваться только на картинах, впечатляет!

В тёплое время года в Турцию приезжают орды туристов со всего мира, и потому путеводители по всем этим античностям издаются на очень многих языках. Спешу предупредить своих русскоязычных читателей: не стремитесь покупать в тех краях путеводители на русском языке. Почти все они были неквалифицированно переведены с английского-французского-немецкого. Вот, полюбуйтесь:

«Искры пожара, спалившие храм Артемиды явились первыми искрами в истории культуры Эфеса.»

«..храм был отреставрирован и был назван именем его ни в чём НИповинного отца, в генеральском звании – Теодисиуса.»

Учите, ребята, иностранные языки – пригодится!

В конце ноября того же года получил я из ректората Эгейского университета письмо; на конверте значилось:

professor Viladimir Galupiyadmikov.

Мой кунак, выпускник Бакинского университета Урфат Нуриев перевёл мне с турецкого приглашение явиться на факультет иностранных языков, и в урочный час я туда прибыл. Самого декана на месте не оказалось, вместо него один очень приятный турок с прекрасной выправкой побеседовал со мной по-французски и попросил принять участие в приёме письменного экзамена по иностранному языку у группы младшекурсников. В сущности, мне надо было поприсутствовать часа полтора в аудтории, где примерно 100 человек заполняли бланки теста – вставить, что надо, зачеркнуть ненужное.

Почти вся эта сотня была родом из ex-USSR, кто из Туркмении, кто из Киргизии или там Татарстана; был там и один москвич. После окончания наших школ поехали они получать высшее образование в Турцию, и так как у себя дома почти все они разговаривали, в основном, по-русски (у большинства из них мамы имели европейское происхождение), вопрос о том, какой же иностранный язык выбрать для сдачи экзамена в турецком университете, ни у кого даже не возникал.

Присутствие на экзамене «носителя языка» здорово их всех возбудило, каждый старался задать хоть какой-нибудь вопрос то по оформлению ответов, то по содержанию вопросов. Заведующая отделением европейских языков madame Gertrude, хоть и знала русский язык, любезно предоставила мне возможность попрактиковаться во французском. Тех, кто задавал мне вопросы о сугубо формальных подробностях проведения экзамена, я отсылал к заведующей, и тогда детишки удивлялись: а она, разве, по-русски понимает? Ну а тест проверять мне, слава Богу, не пришлось, этим занимался тамошний преподаватель русского языка, симпатичный выходец из Ташкента, окончивший Московский университет. После окончания экзамена испытуемые окружили меня толпой и засыпали вопросами – как там, в России? А Вы бывали в Казани? И т.п.

Я примерно так же радовался и испытывал законную гордость, когда мне попадались турецкие солдаты, вооружённые автоматами Калашникова.

И ещё пара слов о нашем Великом и Могучем, с другой, так сказать, стороны:

1.       Один турецкий профессор в молодости получал образование в военно-инженерном училище, где обучился не только английскому и немецкому языкам, но и нашему тоже. Как-то, будучи уже штатским человеком, поехал он поработать в какой-то университет Саудовской Аравии и там, заполняя свой CURRICULUM, упомянул о своём знании русского языка. Его саудовский шеф наедине и под большим секретом попросил переписать эту бумагу, чтобы никакого упоминания о таких филологических достижениях там не значилось. Оказывается, лишние знания бывают не так уж невинными!

2.       В декабре 1998 ко мне в Измир приехала Елена Сергеевна, моя жена. Пошли мы как-то раз прогуляться по центру Измира, и оказались в районе самого главного городского базара. Какой-то зазывала услыхав, что мы разговариваем по-русски, залопотал «товарищи, кожа-кожа!!» и потащил нас куда-то вглубь торговых рядов. Очень скоро мы оказались в руках у хозяина магазина HAVAS DERI Мустафы, который, неплохо изъясняясь по-русски, продемонстрировал нам все три этажа своего магазина. Но к этому моменту я уже пришёл в себя от бурного натиска, хладнокровно просмотрел весь этот рекламный клип и объяснил хозяину, что мы с madame никуда не спешим, а как-нибудь на днях зайдём к нему ещё разок. Эх, как приятно было посмотреть на зазывалу, лишившегося верного процента с выручки! Мустафа на прощание преподнёс нам свой рекламный буклет на английском-немецком-французском-русском и греческом языках; читайте, завидуйте:

«Добро пожаловать в Турции 1 Не хотите ли увидеть нашего специального отдела кожы и сумки Можем поговорить о цены и качестве. Если вы посетите нас, то ето будеть в вашу пользу».

Насколько я могу судить, по-английски всё это было изложено гораздо более грамотно, чего нельзя сказать о французской версии этой рекламы. В греческом же переводе я с удовольствием полюбовался на знакомые с детства буковки.

На следующий день Урфат Нуриев научил меня нескольким сокровенным заклинаниям, которые надо произносить в процессе торговли на турецком базаре, а madame Gertrude на своём родном французском языке поведала мне, что

a). На базаре покупатель ничем продавцу не обязан;

b). Il faut discuter les prix. То-есть, о ценах надо вести дискуссию!!

c). Не разговаривайте на базаре по-русски!

Это последнее наставление убило меня наповал, за каких же, извините, лохов держат нас на просвещённом Западе! В ближайший же выходной день мы с Еленой Сергеевной опять отправились на базар покупать обещанное ей кожаное пальто. Веруя в достаточную квалифицированность измирских торговцев

в области английской филологии, во всех магазинах «Кожа» я «гнал» французский текст:

- «Я приехал из Квебека и хочу купить своей жене что-нибудь для холодной канадской зимы».

Всякий раз в окрестных лавках находились франко-понимающие турки, охотно помогавшие своим соседям, но, как мне показалось, меня они не раскололи (Елена Сергеевна же до сих пор уверена в том, что тут я глубоко заблуждаюсь). Обошли мы так не то шесть, не то семь магазинов, ничего по размерам не подобрали, и пошли сдаваться Мустафе. Как он нам обрадовался!

«О, профессор!», (см. фото «Пальто») «Madame, superservice!» После того, как Елена Сергеевна наконец-то выбрала себе что-то по душе, началось самое интересное:

«Только для тебя – 400 долларов!»

В самый критический момент торговли я произнёс главное заклинание:

«KDV yok» – то-есть не надо чек выбивать. Удивился Мустафа и согласился с моей ценой. Впрочем, месяца через два выяснилось, что по такой цене подобное же турецкое пальто можно было купить и на Новосибирской барахолке.

Тяжелы, однако, пережитки социализма!

Другое наше семейное похождение случилось в первый день Священного месяца Рамадан 20 Декабря 1998 года. Поехали мы с утра в Чесменскую бухту, осмотрели крепость и другие достопримечательности, полюбовались на греческий остров Хиос, я, конечно, искупался, и случайные прохожие тут же правильно догадались, откуда я такой взялся. Собрались мы обратно в Измир, и тут Елене Сергеевне захотелось отведать в ресторане на набережной жареной рыбы. «Вон, смотри, молодые турчанки могут себе позволить посидеть на террасе с таким прекрасным видом на море, а мы что, хуже?» Эти молоденькие «турчанки» расселись неподалёку от нас вокруг пожилого турка с золотой цепью на шее и заговорили меж собой по-русски!! Турок пил минеральную воду, а барышни - белое вино, периодически произнося: «За здоровье». Принесли нам на подносе три ещё живых рыбины, Елена Сергеевна указала пальчиком: «вот эту!». Через некоторое время нам её принесли на тарелках. Ещё через некоторое время стало смеркаться, на Хиосе начали зажигаться огоньки, зрелище было прекрасное (мы сидели лицом к морю – спиной к «турчанкам»), но пора было уезжать. Дошли мы до совершенно пустого автовокзала, где к своему огромному удивлению узнали, что из-за Рамадана все предприятия закрылись до 7 часов утра – тогда-то и пойдёт первый автобус до Измира.

Погуляли мы по набережной часа два или три, изучили всю центральную часть Чесмы, позвонили домой, в Новосибирск - прямо из телефона-автомата, потом выяснили, что из центра городка вот-вот пойдёт автобус до Стамбула, но этот рейс «nonstop», нас в Измире не высадят. Потом прошли мы мимо заведения «Intim-Bar», из окон которого доносился визг и другие подобные шумовые эффекты. Тут народ из мечети стал выходить после проповеди. Каким-то чудом догадался я выбраться на трассу Чесма-Измир, и вскорости нас подобрал турок-дальнобойщик, ехавший куда-то в Германию – нам это оказалось по пути, высадил он нас в ста метрах от нашей гостиницы, но пока мы до неё ехали, мне пришлось вспомнить всё, что я когда-либо выучил в немецком языке, других общих языков мы с ним не нашли.  Дай Бог ему здоровья! Inshallа. Вообще, в Турции народ очень доброжелательный и отзывчивый.

Как-то я зашёл в англиканскую церковь в центре Измира. К тому моменту воскресная служба у них как раз закончилась, прихожане пили чай. Мне очень любезно устроили экскурсию, показали почтовую открытку, где были упомянуты все 7 церквей, перечисленные в Откровении Святого Иоанна

(Эфес, Лаодикия, Филадельфия, Смирна и др. – все в 300-километровой окрестности Измира). Видел я у них и Книги Нового и Ветхого Заветов на турецком языке.

На стене церкви размещены две мемориальных доски - список настоятелей, начиная с 1630 года, и список прихожан, погибших в 1-й мировой войне, у всех фамилии мягко говоря не турецкие, в основном английские. Я недоумённо спросил, а разве Турция в те годы не против Англии воевала? А они мне в ответ:

«А тогда Измир был под контролем Армении». (!!!!)

Тут-то я и вспомнил, что в 1923 году Измир был отвоёван турками у греков. Правда, в 1777 году и Измир и Чесменская бухта были турецкими.

В трёх кварталах от англиканской расположено здание католической церкви, основанной примерно тогда же, в начале 17-го века, когда с православными у турок были совсем другие отношения. А та христианская община, которая существовала в Смирне на заре христианства, не сохранилась, другие, перечисленные в Откровении, тоже. Апокалипсис для них уже произошёл. Слишком много войн и нашествий произошло в тех краях за минувшие два тысячелетия. Знакомые коллеги азербайджанцы, ставшие турецко-поданными, напомнили мне, что с тех пор в этом краю три империи сменились.

Понятное дело, многотысячелетняя история этой части света очень будоражила воображение. Каждый раз, прибывая на берег моря, я устраивал языческий обряд «возлияния»; наливал Посейдону в волны апельсиновый сок из своего пластикового кубка. С середины ноября, когда стало слегка холодать, плеснул я в море из бутылочки объёмом 0,175 л. красного сухого вина «Majestic», урожая 1995 года, и тут же бросился в воду. Минут через 5 я уже знал весь текст Сонета N 4, который у меня не получался почти полгода, и с этого момента процесс плетения венка сонетов «Многообразие без края» сдвинулся с мёртвой точки. Понятное дело, с того дня я этот «Majestic» приобретал уже в более крупных упаковках. (Эх, как только нимфы, наяды и Посейдон не утопили меня за апельсиновые соки!)

Во время того же самого общения с Бессмертными возникла и половина «Одиссеи»,

и начало «Энеиды», см. ниже. Окончательно я дописал эти два текста во время другого хождения на эту древнюю землю, летом 2001-го года. Вот, «Илиада» пока никак не получается. Должно быть, Боги снова жаждут.

Свидетельствую: в феврале 1999 года прибыл я на берег Эгейского моря близ порта Теос. Шёл проливной дождь, возвращаться обратно в Измир, откуда я ехал к морю 3 (три) часа, было бы проявлением малодушия. Тут на берегу мне попался старинный бетонный ДОТ, построенный, по-видимому, во времена второй мировой войны. Спрятался я под козырёк около амбразуры, открыл бутылку «Majestic», плеснул в амбразуру Марсу, в море – Посейдону, и дождь сразу же прекратился, выглянуло солнышко!! Разложил я на камнях промокшую одежду, искупался и стал предаваться разнообразным размышлениям, периодически делясь с Бессмертными содержимым бутылки в 0,75 л. Часа через три она опустела, дождь сразу же возобновился, в небесах загрохотал Громовержец, и тогда я поспешил в Измир. За 4 (четыре) часа обратной дороги к университету я практически высох, да и небо прояснилось.

Почему дорога туда и дорога обратно по продолжительности оказались разными?

Да потому, что в выходной день по утрам на дорогах транспорта бывает гораздо меньше, чем ближе к вечеру.

Похвалюсь и настоятельно посоветую: пустую бутылку, как обычно, донёс до ближайшей мусорной урны - Святые Места требуют уважения!

Да и у нас на Родине это тоже не помешает.

Вода в Эгейском море вблизи скалистых берегов фантастически прозрачна по нашим меркам (в Красном море, говорят, она ещё прозрачнее). Сколько морских ежей и совершенно незнакомых рыбок можно было увидать при каждом погружении!

ОДИССЕЯ

Здесь была когда-то Троя,
А потом – Эфес и Смирна.
Пыль веков усердно роя,
Все живут здесь очень мирно,
Дружелюбно, небогато,
А вокруг цветут долины,
Где слагалися когда-то
Все античные былины.

Ныне боги и титаны
В потребительской корзинке
Средь купальников, сметаны
И жевательной резинки.
Но алтарь не для музея,
Божий дар не для холопа.
Завершилась Одиссея,
Я вернулся, Пенелопа.

1998 – 2001.

ЭНЕИДА

Здесь наука процветала.
Математика, катализ …
Но чего-то не хватало,
Ждали чуда, и дождались.
Ныне в храмах академий
Субподряд и распродажа,
И от этих эпидемий
Не спастись без абордажа.

Канониры ждут сигнала,
Приготовлены торпеды.
Нас осталось очень мало,
Доживем ли до победы?
Славы мы уже не ищем,
Развалилась пирамида,
Крик ворон над пепелищем,
В перспективе Энеида.

1998 – 2001.

Институт математики им. С.Л. Соболева СО РАН