Децентрализация управления собственностью Академии неизбежна и нет ни малейших оснований её пугаться. Эпитет «академический» и его производные в сочетании с учреждениями, принципами или свободами во всем мире относят не только к сфере науки, но и к сфере образования. Управление собственностью высшей школы даже в нашей стране десятилетиями осуществляется совсем иначе, чем в Академии наук и никто не считает, что это ограничивает академические свободы и привилегии в образовании. Полезно также напомнить апологетам консерватизма, что качественный скачок в развитии науки на востоке нашей стране был неразрывно связан с децентрализацией управления тогдашней Академией и ее собственностью. Сибирское отделение финансируется отдельной строкой уже 50 лет, что никоим образом не послужило во вред науке и академическим свободам.
Наука, Академия наук и система управления Академией совсем не одно и то же. Развитие науки в стране не сводится ни к сохранению прерогатив и полномочий начальников, ни к консервации схем собственности. Нет никаких оснований переживать по поводу предложений о реформировании системы управления фундаментальной наукой и собственностью Академии наук. Необходимо отнестись к проблеме с обычными серьезностью и критичностью науки. Импульсы к переменам должны шире идти из самой научной среды.
Приведенные два абзаца взяты из моей статьи в газете «Наука в Сибири» № 31–32, опубликованной в августе 2006 г. Мне эти суждения кажутся актуальными и сегодня, что не лучшим образом характеризует нашу общую способность к самоорганизации. Однако сегодня речь пойдет о другом.
Почти стихли начальные причитания союзников реформы РАН сверху из числа ученых о том, что, мол, нехорошо в такой омерзительной форме такое хорошее дело делать. Сколько раз все слышали и читали, что это, конечно, дело не МОН и уж точно не пропаганда чиновничьего подхода к науке и апологетика МОН через соучастие в декоративных советах. Реформа в принципе — вещь более чем хорошая, и это научному сообществу долго говорили. Вольно было коллегам не понять и присоединиться к чиновникам, а не солидаризироваться со своими учителям и старшими товарищами по научному цеху. Теперь будете подчиняться — сами виноваты, что не приняли наших объяснений. При плохой игре делают хорошую мину сторонники властной реформы, пытающиеся отмазать себя от ненадуманных обвинений в соучастии в гадостях. Между тем о сделанном хорошо обычно не сожалеют. Тут и МОН и его союзники, кто по должности, а кто по духу примеры впечатляющие подают. Фельдфебеля в Вольтеры — это чиновничье, а не армейское вовсе.
Записные критики властей не отличаются от её апологетов, и их это мало смущает. Они видят свои мелкие отличия от чиновников, но игнорируют полное тождество с ними в главном — в общем презрении реформаторов к мнению большинства, которое никак не понимает, что ему лучше. Не столь примитивны ренегаты из научной среды, как их визави, встроенные в вертикаль управления. Однако по интенции и метóде они тождественны в стремлении сделать добро недоумкам силой, раз объяснить серой массе учёных разумное, доброе и вечное не удается. В унисон звучит и от записных сторонников режима, и от редкой обоймы постоянных телевизионных оппозиционеров: «Реформа РАН необходима и для этого сделано то, что сделано, так как иначе с консерваторами из РАН нельзя. Теперь всем настоящим учёным лучше будет. Вот увидите».
Между тем реформы никакой нет — есть силовая победа чиновников над академическим сообществом. Лозунги и аргументы пропагаторов реформы, если сбросить глянец и сдуть дымовые завесы, сводятся к одному: «цель оправдывает средства». Объявленная цель — повышение конкурентоспособности РАН на мировом рынке. Средства — механизмы перехвата управления. Объявленная цель ложная и к науке отношения не имеющая. Цель науки — познание истины, получение, сохранение и передача знаний, а вовсе не конкурентоспособность. Цель науки и образования в России — безопасность и благоденствие нашей страны. Наука вне академических свобод под эффективным менеджментом спецслужб — ноухау времен Манхэтенского проекта и проекта Энормоз.
Если одни силой заставляют других — это называется насилием. Персонифицированное насилие — тирания. Вольно некоторым светочам управления и фронды в насилии и тирании совместно с власть имущими участвовать. Вольно и большинству академического мира, воспитанному в духе уважения к людям и к истине и неприемлющего иезуитство и сервильность, делать из этого выводы.
8 июля 2013 г.
Замечания Совета очевидные и здравые, но этой констатации далеко не достаточно. Я осуждаю позицию Совета и его заявление как противопоставляющие Совет при инициаторе и одном из лидеров агрессии против научного сообщества суждениям ряда коллективов и групп учёных. Мне, как человеку и учёному, мнение Совета вполне может быть безразлично хотя бы потому, что этот Совет доказал свою декоративность и сервильность МОН. Например, осталось незамеченным недавнее оскорбление избранного президента РАН, представляющего всю РАН, Ливановым — каким-то назначенным чиновником, собирающим вокруг себя этот Совет. Из текста (возникшего, очевидно, в результате компромисса по понятным даже мне слабоумному мотивам) следует, что Совет не интересуют суждения и требования учёных и сотрудников РАН, например тех из них, которые отводят и нынешний вариант закона целиком, как бы они не ошибались.
В некоторые моменты необходимо делать суровый нравственный выбор. Сейчас есть разлом — чиновничья власть противостоит учёным. Аморально быть над этим разломом. Мой выбор — быть с коллегами, как бы они не ошибались сейчас в формах своей реакции и протеста по моему мнению. Выбор членов Совета — кооперация с властью в высших целях интересов дела, как они их понимают. Переступать через суждения коллег из высших соображений — выбор, хорошо известный из истории. Лозунг «цель оправдывает средства», политика оппортунизма и коллаборационизма — вещи не новые. Но люди в большинстве своем с ними мириться не собираются.
Быть с учёными и с МОН одновременно не получится. Совет был и остается инструментом МОН versus РАН.
9 июля 2013 г.
| English Page | Russian Page |